Рассказывая о легендах Лоухского района, где в ХХ веке искали «Северную Шамболу», нельзя не упомянуть о другой мифической стране — Беловодье. Самое полное ее описание дал инок Марк из старообрядческой обители, расположенной на озере Топозеро, за что и утвердился в истории как Марк Топозерский.

Топозеро. Фото: "команда Кочующие"/wiki-karelia.ru

В многочисленных исследованиях указывается, что эта обитель находилась в Архангельской губернии, и это отчасти верно. В середине XVIII века, к которой и относится повествование Марка, Топозерский монастырь действительно входил в состав Архангельской губернии, но сегодня это территория Лоухского района Карелии, что дает повод рассказать о нем и вольной стране Беловодье подробно.

Топозеро, считающееся по размерам тринадцатым озером в России и четвертым в Карелии, имеет несколько крупных островов с историческими названиями: Тараскин, Кукат, Нуому, Ахвеншуари… А один остров — Святой — в советское время в целях антирелигиозной пропаганды был переименован в остров Жилой (и вскоре стал нежилым). На нем-то и обосновались гонимые противники реформы церкви 1665 года, проводимой патриархом Никоном.

Никонианцы предписывали производить крещение не двумя, а тремя перстами; заменяли земные поклоны поясными; требовали провозглашать троекратное пение «Аллилуйя» вместо двукратного; передвигаться в церкви мимо алтаря не по солнцу, а против оного, имя Божье писать не «Исус», а «Иисус». Но главное, что требовал патриарх Никон — предать огню все старые книги и иконы.

Нелепо, скажет читатель, но не будем забывать, что именно религиозные конфликты стали самыми кровавым в европейской истории, и Россия не была исключением. Народ на нововведения патриарха Никона сначала возроптал, затем стал сопротивляться, но, поняв, что против государственной машины, поддержавшей реформу, не попрешь, побежал от попов-новообрядцев и государевых слуг в дали-дальние: на юг — на Дон, на восток — в Сибирь, на север — к Белому морю и в Олонецкие края…

Здесь, на севере современной Карелии и в Пудожском районе, возникали огромные по тем временам поселения — скиты. На реке Выг старообрядческое «общежительство мужского и женского пола» насчитывало в 1729 году 12488 душ. Петрозаводск достиг такой численности населения только через 200 лет. Кстати, Соловецкий монастырь был к концу XVII века тоже старообрядческим.

Но власть стала доставать староверов и в их укромных убежищах. Не желая подчиняться новым порядкам, религиозные фанатики начали устраивать массовые самосожжения — гари. Сегодня в это трудно поверить, но в 1687-88 годах в Палеостровской обители себя сожгли по 2000 и 2700 человек, Пудожские гари за два года унесли жизни более трех тысяч староверов. Общее число олонецких самосожжений в конце XVII века, по некоторым данным, составило 20 000 человек.

Петр I, взойдя на престол, сначала продолжил репрессивную политику своего отца, но со временем понял, что одним мечом со старой верой не справиться, а ее приверженцы, к тому же, были хорошими предпринимателями и мастеровыми и могли принести пользу отечеству. Те же осознали, что огнем проблему не решить, и обе стороны заключили что-то вроде мирного соглашения. Гонения на веру прекратились, началось сотрудничество. В результате в XIX веке, как считают некоторые историки, до трети русского населения были старообрядцами, а их купечество стало основой предпринимательства в России.

Староверы Олонецкой губернии конца XIX века

Топозерский монастырь был создан уже после «периода гарей», в начале XVIII века. Это была уединенная обитель с простенькими деревянными строениями — не величественные Кижи и не мощные каменные собратья, больше похожие на крепости, как в центральной России. Первым из светских исследователей, кто до него добрался в 1826 году, был российский этнограф, швед по рождению Андреас (Андрей) Шёгрен, кстати — основатель финно-угроведения.

Андрей Шёгрен

Ученый отметил, что на острове, кроме мужского монастыря, имевшего 22 кельи на 50 монахов, имелся еще и женский скит, где в 32 кельях обитало 90 насельниц. А еще на соседнем острове — Тараскине — стояли совсем уж убогие землянки, в которых жили отшельники. Они ничего полезного для общины не делали, а только молились денно и нощно.

Ежедневные службы староверы обоего пола проводили в общей часовне, и трапезная у них была одна на всех. Между моленьями насельники занимались общественно-полезным трудом: выращивали картофель, капусту, лук, ухаживали за скотиной, ловили рыбу и охотились.

Зимой 1836 года в монастырь забрел на лыжах Элиас Лённрот в поисках калевальских рунопевцев. Позднее он дал обители негативную оценку — фольклорист вообще не любил православные монастыри. И дело, скорее, не в его лютеранской вере, а в оценке уклада жизни монастыря, который он эмоционально назвал «гнездом разбойников». Возможно, потому, что топозерцев не спасало натуральное хозяйство и они не брезговали ничем. Они вели сомнительную перепродажу муки на Белом море и даже организовали пункты сбора милостыни по всей Руси-матушке: в Петербурге, Москве, Риге, Казани и других городах страны.

Однако в разномастной среде приверженцев двуперстия — торговой и промышленной элиты, трудягах-крестьянах и беглых разбойниках, были люди, которых можно назвать фантазерами или, если хотите, романтиками, которые мечтали о чудесной стране, где всем людям жилось бы беззаботно и счастливо. История сохранила имя первого такого рассказчика. О нем — в следующем материале.

Текст: Александр ТРУБИН

Использованы фотоматериалы из монографии Александра Старицына «Староверческий монастырь на Топозере в народных преданиях и воспоминаниях путешественников»