Врач из Петрозаводска рассказала о землетрясениях: «Правда остаётся за кадром»

Фото: из личного архива Яны Власововой

Яна Власова из Петрозаводска работала врачом, но вот уже 20 лет живёт в Турции. Когда на юге страны произошли катастрофические землетрясения, она не смогла остаться в стороне и отправилась прямо в эпицентр помогать спасательным бригадам. Люди умирали семьями, но любовь оказалась сильнее смерти…

Был понедельник, 6 февраля, примерно 9 утра

Я пила кофе, когда подруга написала мне о землетрясении. В соцсетях узнала, что в 4 утра на юге, у границы с Сирией произошло сильное землетрясение. В России я являюсь почётным донором, поэтому, первое, что я сделала, – пошла сдавать кровь. Когда я пришла в Красный Крест, произошло второе землетрясение. В этот момент я поняла, что надо действовать и подала несколько заявок в волонтёрские команды. Только русскоязычных врачей среди желающих было больше 800 человек.

В аэропорт я приехала с чемоданом лекарств и тёплыми спортивными костюмами. Себе я взяла рюкзак с зубной щёткой, расчёской и сменкой. Тогда я не знала, что у меня не будет ни времени, ни возможности воспользоваться даже этим минимумом вещей. В среду я вылетела в Антеп. Это были третьи сутки после катастрофы. 

Масштаб землетрясений

В понедельник на юге Турции произошло сразу два мощных землетрясения магнитудой 7,5 и 7,8 баллов (из 10 возможных). За год пласт земли, на котором стоит Турция, отходит от сирийской половины примерно на три миллиметра. 6 февраля за один день плиты разошлись друг от друга на три метра. Разлом земной коры составил 150 километров длиной и 23 километра шириной. Такого мощного землетрясения страна ещё никогда не видела.

Именно поэтому быстрое реагирование не было налажено. Разрушенные дороги, растерянность, паника – всё это привело к запоздалой реакции властей. В первые дни завалы приходилось разбирать местным жителям. Провинции, которые больше всего пострадали от землетрясения: Хатай, Кахраманмараш, Малатья, Газиантеп и Адыяман. Яна отправилась в Адыяман.

Первый же объект оказался очень сложным

На первом и втором этаже той девятиэтажки были магазины, а выше каждая квартира была отдельным этажом. Когда пошла первая волна, девятиэтажка отсоединилась от соседнего дома, ударилась о другое и развернулась. Когда пошла вторая волна, здание просто поехало. Все комнаты перемешались и там, где по плану была кухня, была спальня, а шахта лифта лежала горизонтально в середине здания, унитаз висел как люстра. Оттуда мы не достали ни одного живого человека, всех раздавило блоками. Выжить было невозможно.

В других домах были шансы выжить под обломками, но в первый день было очень холодно. Ливень, -8 градусов, которые из-за ветра ощущались как все -20. Потом началась сильная метель. Отовсюду раздавались крики. Тысячи криков о помощи доносились из-под завалов в холодный, мрачный день. Было такое, что мы доставали целые тела, но люди за несколько суток умерли от переохлаждения.

В городах погибли тысячи людей, умирали целыми семьями, ведь в тех районах жили кланами. Турки очень ценят родственные связи и часто живут несколькими поколениями в одном доме. Спрашиваешь у людей: «Сколько у вас погибло членов семьи?» – отвечают не двое – трое, а по 32, по 17 человек в семье.

Нечеловеческие условия работы

Я обслуживала команды, делала уколы, обрабатывала раны, доставала тела и отдавала их родственникам, пробиралась к телам ползком. Параллельно мы закупали препараты и выдавали их пострадавшим. Приходилось разбирать бетонные блоки вместе со спасателями голыми руками, потому что даже перчаток не было. Никто не был готов к таким масштабным разрушениям.

Эмоционально было очень тяжело. За пять дней большинство людей постоянно менялось, потому что даже крепкие мужчины не выдерживали. Многие плакали, срывались, появлялись проблемы с ЖКТ из-за стресса и ненормированного питания. Многих рвало от трупного запаха, под конец мы надели респираторы.

Животных практически не было

Знакомые спасатели рассказали, что в Хатае нашли три точки тепловизором, сделали тоннель внутри здания. Когда началось второе землетрясение, спасатели еле успели выбраться, а дома сложились окончательно и люди под оказались похоронены заживо. Это самое обидное, когда до выживших остаётся всего пара метров, а через минуту они уже погибли. Обиднее только когда достаёшь живых, а они умирают в больнице.

Удивительно, что под завалами в Адыямане и Бесни мы не нашли ни одного домашнего животного. Даже бродячих псов и котов нигде не было, хотя обычно, в городах их много. Я видела только одну собаку с поджатым хвостом. Может быть, они почувствовали землетрясение заранее и успели убежать. Надеюсь, что так…

Эту материнскую улыбку я никогда не забуду

Люди застывали в вечности, застигнутые смертью под обломками зданий, последние порывы человека можно было определить по позам, жестам… Был один случай, после которого мы даже сделали перерыв, настолько он нас шокировал.

В четверг, между двух балок на двухъярусную кровать упала плита. Под ней мы увидели молодую красивую женщину с длинными волосами, которая обнимала своего восьмилетнего сына. Они лежали в объятиях на боку. По мусульманским традициям людей надо хоронить отдельно, поэтому их пришлось разделять. Это было очень трудно сделать, ведь тела уже окоченели, а ещё при жизни мама очень крепко обняла мальчика.

Женщина лежала на боку, у неё была снесена балкой половина лица. Когда я её перевернула, то увидела на второй половине лица… улыбку. Она пыталась успокоить мальчика и держалась до самого конца. Пока мы их доставали, у дома два часа ждали отец женщины и её сестра. Когда я передавала дедушке тело дочери, он сказал, что сегодня её день рождения. Со дня катастрофы он плакал и молился богу, чтобы тела дочери и внука нашли и их можно было предать земле, ведь многие так и останутся под развалами. Эту материнскую улыбку я никогда не забуду.

Правда осталась за кадром

В городах были целые улицы со сваленными зданиями. Обломки и трупный запах мешают и близко подойти к домам. Спасатели даже не коснулись некоторых развалин, потому что там точно были только трупы. Толпы людей сидели на улицах у костров, там же кормили детей и младенцев грудью, там же получали трупы родственников, плакали и прощались с ними, оттуда идут на кладбище. Я сама своими руками достала 23 трупа. Разумеется, погибло и ранено гораздо больше, чем 40 с лишним тысяч, о которых говорят по телевидению.

По телевизору показывали приукрашенную версию того, что там происходило на самом деле. На экране все в касках, в жилетах, с оборудованием. Одного дедушку посадили специально для постановочных кадров.

Однажды меня подозвали местные дать интервью на телеканал: «Нас не послушали, может, хоть тебя послушают!». Я описала всё, как было, сказала, что не хватает помощи. Но эпизод со мной вырезали, осталась только бегущая строка: «Работает русский врач, ставит уколы и поддерживает местных жителей». Спустя несколько дней одна женщина ворвалась в прямой эфир, но её арестовали. Я понимаю – так поступают, чтобы не наводить панику, но жаль, что правда остаётся за кадром…

Полицейским разрешили стрелять в мародёров

Один раз сидели у костра на пятиминутке. Сижу, смотрю на потрескавшееся здание, которое могло в любой момент рухнуть. И тут вдруг с 9 этажа летит голубой пакет, и кто-то прошмыгнул внизу.

  • Это что было? — говорю я ребятам
  • Да это воры…
  • А мы что-то будем с этим делать?
  • Если не хочешь получить нож в спину, лучше ничего не делай.

Сирийские беженцы, «гастролёры» из других городов и местные воры тоже стали большой проблемой. В Турции принято хранить семейный бюджет дома в золоте. Поэтому мародёры крали форму спасателей, брали металлоискатель и искали в развалинах домов золото. Бывало, что мы доставали труп женщины с отрубленными кистями: проще отрезать мёртвую руку, чем пытаться снять с неё дорогие кольца и браслеты.

Потом правительство официально разрешило полицейским стрелять в воров. Если они окликнули человека, а он проигнорировал, если крикнули «СТОП!», а он продолжил собирать награбленное, можно стрелять на поражение. Но это ввели не сразу. В первые дни всем было не до того…

Я вернулась домой и заплакала

В последние дни было особенно тяжело. У меня были изранены ноги, за пять дней я спала пару часов, не мылась и даже не переоделась. На смену мне приехали уже профессиональные бригады спасателей с собаками и тепловизорами, так что я уезжала со спокойным сердцем и чувством выполненного долга.

Я думала, что приеду домой, схожу в душ, и меня сразу «вырубит». Но меня ждали объятия сыновей и радостный лай собак! Тогда я расплакалась, было ощущение, что я вернулась с войны.

Прошло уже две недели, но мой режим сна только начал приходить в норму. Первое время я спала 2–3 часа и подскакивала. Работая врачом я привыкла к долгим сменам, но перестраиваться в обычный режим тяжело. Отёки на ногах спали, но раны до конца ещё не зажили, потому что было серьёзное воспаление. Я до сих пор делаю перевязки.

Но моя волонтёрская работа ещё не окончена! Мы с ребятами держим связь, распространяем информацию, сообщаем куда и какая гуманитарная помощь требуется. Очень помогают блогеры и появившиеся контакты. Мы продолжаем помогать выжившим.

О причинах землетрясения, реакции местных жителей и накалённой обстановке в Турции читайте в нашем следующем материале.

Текст: Дарья Мошникова

Фото: из личного архива Яны Власововой

Комментарии